СЕРГЕЙ ФРОЛОВ: Сумма. Начало
Человеческая драма о финансовой грамотности
«Шут Балакирев» в знаменитой постановке «Ленкома» образца 2000-х, лауреат премии «Хрустальная Турандот» и Государственной премии РФ, актер театра и кино Сергей Фролов потерял квартиру. Причиной стал кредит, якобы взятый покойной мамой в микрофинансовой организации.
У Сергея Фролова более восьмидесяти пяти работ в кино, чуть меньше половины из которых — роли добрых полицейских. Теперь Сергею остается надеяться, что те, кого он играл, создавая позитивный образ полиции в кино, встанут на защиту актера.
— Вы давно не даете интервью. Почему?
— В какой-то момент я решил перестать рассказывать о своей личной и творческой жизни, потому что устал отвечать на одни и те же вопросы. Например, меня постоянно спрашивали: «Ваши творческие планы».
— И что вы отвечали?
— А я придумал один ответ, который давал всем: «Планов громадье!»
— И сколько процентов планов из этого «громадья» удавалось осуществить?
— Я не математик, я — гуманитарий, подсчитать не могу. У меня мама — филолог. Она меня воспитывала в духе граммар-наци (интернет-мем, ироничное название интернет-сообществ, отличающихся педантичным отношением к вопросам грамотности. — Прим. ред.). Это слово в моде сейчас. Ужасное слово. Но я, воспитанный мамой-филологом, никогда не сокращаю ничего в СМС, ставлю все запятые, точки, точки с запятой.
— Мама ругала вас за ошибки?
— Очень. У меня всегда был черновик, где я делал ошибки, после чего получал оценку от мамы, и не только письменную. И только потом писал в тетрадь.
— А вы помните ошибку, из-за которой мама рассердилась сильнее всего?
— Да. Я прекрасно помню:
я не мог понять,
что такое сумма.
— Сумма?
— Да, сумма. Как ни странно, к филологии это слово отношения не имело. Оно — из математики. Я не мог понять, что это такое — сумма. Слагаемое плюс еще одно слагаемое, а в результате получается что? Что?! Что-то совместное. Я не мог понять что это — совместное. Как только она мне ни объясняла. Я точно помню, это длилось целый вечер, она повторяла: «Слагаемое плюс слагаемое — сумма. Сумма». Понятно? Не-а.
— Вам было страшно? Страх мешал пониманию?
— Да, я боялся. Ну как боялся? Вы же прекрасно понимаете, что такое процесс обучения человека человеком, получившим высшее образование в Московском государственном университете имени М.В.Ломоносова.
— Но если прибавить в этот процесс мягкости…
— Я тогда уже знал, что такое разница и что такое вычитаемое. А что такое сумма, не мог понять. Почему не мог? Не знаю… может, потому, что я одиночка? Мне тишина милей всего. В тишине хорошо думается и хорошо выдумывается. В тишине я чувствую себя свободным человеком.
— Человек никогда не остается один, человек остается наедине с собой. А в театре как?
— Театр — это семья. Я частенько придумываю афоризмы и придумал один про театр: «Театр — это не мой второй дом. Это — мой «Дом-2». Я так и не научился играть за кулисами, притворяться.
— Но вы же актер. Или скажете, что актеры не притворяются?
— Да постоянно мы притворяемся. Мы постоянно играем. А так, даже если ты в квартире один находишься, то не уверен, что тебя не слышат соседи. Вот так сидишь в метро, (задумчиво подпирает рукой подбородок) текст повторяешь и вдруг… вовсю репетируешь, и все окружающие на тебя смотрят.
— А где в этот момент ваше «я»?
— Где-то там внутри. Мое внутреннее «я» со мной: и в друзьях, и в «заговорщиках».
— И «я» не говорит: «Ну хватит играть»?
— Нет. Зачем моему «я» мешать мне, своему другу? Я с детства вставал перед зеркалом и что-то изображал. И это было такое физическое олицетворение вот этого второго «я». «Я» по-гречески что значит? «Эго». И в результате это «я» вырастает в эгоцентризм.
— А «Дом-1» есть?
— Хороший вопрос. Но как на него ответить? Есть стены… люди… Я не знаю как.
— Давайте я вам с ответом помогу?
— Помогите.
— Дом — это близкие люди, у которых есть надежная крыша над головой. Дом не может быть без крыши, и ему трудно быть без людей. Не в каждом доме человек может пустить корень. Он может его пустить в том доме, где живут его любимые люди. И в результате получается сумма…
— Ах! Точно! Дом — это крыша над головой плюс люди! Конечно. И это — сумма! М-м-м… я буду разбирать этот ответ по Станиславскому. У него есть такая вещь — разбор текста. Дано: начало произведения, финал произведения. А пройти по роли можно любыми путями, число которых бесконечно.
Вы читали «Пролетая над гнездом кукушки»? МакМерфи привел к нему девушек легкого поведения, и после этого медсестра отчитывает Билли: «А если мама об этом узнает, что будет? Билли, как же так? Ведь ты был хорошим мальчиком…» Он стал плохим в одну секунду. Я играл Билли и за три дня до премьеры пришел к выводу: старшая медсестра, которая управляет даже доктором, — это мама Билли. Представляете, как переворачивается сюжет? Доказательств обратному нет, все сходится: медсестра и есть мама Билли.
— Но разве это так?
— В книге об этом напрямую не говорится. Мы разобрали по Станиславскому… Да хоть по Дидро давайте разберем! Все равно противоречий не будет. Там есть такой разговор: медсестра говорит Билли, что его мама — ее большая подруга, поэтому он здесь и они его лечат. А я посмотрел на эту ситуацию с другой стороны и подумал: «А вдруг…» Ведь бывает так, что ученик учится в классе, а мама — учительница. Все об этом знают, но соблюдаются условности — он обращается к ней по имени-отчеству, она так же строга с ним, как и со всеми. Вот такая условность отношений меняет сюжет. За три дня до премьеры подошел к режиссеру и говорю: «А вдруг медсестра — это и есть мама Билли?» (Повисла пауза.)
— Почему вам дали роль Билли?
— Я был моложе и с волосами. Я купил книжку по судебной психиатрии. Великолепная книга, по ней смело можно учиться актерскому мастерству. Там для следственных органов просто и доступно расписано поведение нездорового человека — как он ломает пальцы, как заикается, как плачет, как впадает в истерику. У меня в театре взяли два экземпляра почитать и не вернули. Хорошая, значит, книга.
— Страх, который вы испытывали, когда вам мама объясняла, что такое сумма, помог вам сыграть Билли?
— Да… да-да, помог. Я на этом выстраивал игру.
— А до этого могли?
— До этого очень сложно было. Она — сложный человек. Наверное, потому, что приехала из глубинки, а папа — коренной москвич.
— Ваша мама себя чувствовала неуютно, потому что она не коренная москвичка?
— Я не могу этого утверждать сейчас после ее смерти. Но мне казалось, что она не хотела чувствовать себя человеком из глубинки. Она постоянно хотела забыть, что она оттуда, и думать, что она — столичный человек. Хотя городок, где она выросла, — Вихоревка под Братском — состоял из людей образованных, сосланных отовсюду. Она получила там фантастическое образование. Там была железная дорога, вернее, ветка БАМа, которая идет до Братска. Жители там были глубоко воспитанные и образованные.
— Вы отдалились от мамы потому, что вам казалось — она вас не любит?
— Не бывает мам, которые не любят. Даже те мамы, которые бросили детей, нет-нет, а вспоминают о своих детях. А любое воспоминание — это и есть кусочек любви.
— А взрослого, состоявшегося человека может бросить мама?
— Нет, не думаю. Мама меня не бросала.
— Почему вы так думаете?
— Во-первых, мне очень хочется так думать. Во-вторых, мне кажется… не знаю, но, может, она жила этим — сначала разрушить, а потом постепенно по кусочкам все восстанавливать. В какой-то момент эти разрушения мне и сестре надоели. Я в какой-то момент собрал вещи и ушел из дома. Учился я тогда на втором курсе ГИТИСа. Мамина любовь, наверное, была основана на дикой ревности ко всем окружающим.
— Эгоистичная?
— Может быть, да. Я несколько раз пытался восстановить с ней отношения. Получалось, но на чуть-чуть.
— Вы притворялись?
— Нет, не притворялся… Не притворялся — это точно.
— А вы не могли сказать своей маме: «Я тебя люблю больше всех на свете»?
— Ей?
— Ей.
— Нет.
— Почему?
— Мне тяжело было это говорить. Мне было проще это поступками показать.
Говорить такое не принято было у нас в семье. (Хватается за сердце.)
— У вас что-то болит?
— Сейчас… Прошу прощения, я вас использовал. (Поднимается.) Со мной ничего не происходило. Сердце даже не дрогнуло. Я играл.
— Я тоже.
— Нет, вы меня обманываете. Вы задали вопрос: «У вас что-то болит?»
— Я — вежливый человек.
— …Я пытался показать вам, как действует система Дидро. Он просил запоминать все эти реакции — когда испуг или с сердцем плохо. Вы запоминаете, как это в жизни происходит, а потом отключаете чувства и вперед — играете. Пугаете зрителей. Можно к чувствам и не подключаться. Это Станиславский говорит: «Душу выньте из себя! Ты — это не ты! Я — это не я! Мы — это не мы!» И так многие наши улетают.
— Туда — к Билли?
— У актера три пути — театр, сумасшедший дом либо монастырь.
